Акмеизм

АКМЕИ́ЗМ (от греч. ακμη — острие, вершина, высшая степень чего либо, расцвет) — лит. направление 1910-х гг., возникшее в ответ на кризис символизма как его "преодоление" (по формулировке В. М. Жирмунского, первым начавшего осмысление этого явления в ст. "Преодолевшие символизм", 1916) и как альтернатива совр. ему футуризму (позднейшее осмысление неоднократно объединяло эти два течения в понятии постсимволизма). Возникновение постсимволизма знаменует наступление в рус. поэзии (перифразируя Ахматову) "не календарного, настоящего 20 века". Ист.-лит. парадокс А. (в т. ч. по сравнению с футуризмом) — кратковременность существования (год-два) и почти изначальной ссоры между его лидерами, Гумилевым и Городецким (ср. формулу Ахматовой в одном из списков "Листков из дневника": "бывший синдик “Цеха поэтов”, бывший Сергей Городецкий"). Попытки позднейшего возрождения, предпринятые Гумилевым ("второй" и "третий" "Цех поэтов") были малопродуктивны. При этом А., в отличие от др. значит. течений, насчитывал только 6 участников: Н. С. Гумилев, С. М. Городецкий, А. А. Ахматова, О. Э. Мандельштам, М. А. Зенкевич, И. И. Нарбут. Впоследствии акмеисты, особенно Ахматова, на все попытки причислить к ним то Кузмина (предтечу А.), то Г. Иванова, то Б. Садовского отвечали: "Седьмого не было". Питательной средой и сочувственным окружением акмеистов были "Цех поэтов" и журналы "Гиперборей" и "Аполлон", однако никто из остальных участников "Цеха" и журналов акмеистом не был, как не были ими такие ученики, как Г. Иванов или Г. Адамович.

Теоретически А. заявил о себе в декларациях 1913 в "Аполлоне": "Наследие символизма и акмеизм" Гумилева и "Нек-рые течения в совр. рус. поэзии" Городецкого (по нек-рым версиям, для того же номера "Аполлона" была написана програм. ст. Мандельштама "Утро акмеизма", но недавние разыскания А. Г. Меца указывают на б. позднюю ее датировку — 1914). Сам термин фигурирует и в более ранней переписке акмеистов (1912), происхождение его окружено легендами и мистификациями (напр., А. Белый заявлял о своем авторстве) как и альтернативного, но менее изв. термина "адамизм". Как показали иссл. Р. Д. Тименчика, акмеисты учитывали весь круг значений греч. слова, потому особенно насыщенными смысловыми комплексами в их поэзии становятся темы "цветения", "вершины", "острия" (с мотивом остроты восприятия и переживания реальности, заостренной формы и даже остроты, ср. также темы пчел, ос, жала, уколов, как метафор поэтич. слова). Как показал О. Ронен, Мандельштам, называя свой первый сб. "Камень", знал, что это слово этимологически родственно тому же греч. слову, откуда и метафора "камень — слово".

Пафос А. состоял в "обмирщении" поэзии, возвращении к собственно поэтич. задачам лит-ры, отсюда декларативный пафос мастерства, сделанности, вещи ("Стань ныне вещью, Богом бывши, / И слово вещи возгласи"), выражающийся и в теоретич. заявлениях Гумилева, и в его педагогич. деятельности (каждого можно научить мастерству — ср. с пафосом Брюсова), и в ориентации на цеховую традицию ср.-вековья. А. не отрицал "внелитературных" устремлений символистов ("прекрасную даму теологию", религию, высший смысл, скрытый за миром явлений), но утверждал, что постижение их не является делом поэзии. Отсюда отказ от прямого "прорыва" в нездешнее, демонстративное приятие мира, при всем осознании его трагичности (эта черта быстро стала объектом осмысления и внутр. полемики: "Я не поклонник радости предвзятой", Мандельштам), внимание к формам вещей и стихов, гармонии в мире и в поэзии (идеи "баланса" всех сторон стихотворения у Гумилева), интерес к деталям, быту, вещи. Здесь предшественник А. — Кузмин с его культом быта и "прекрасной ясности" (акмеисты охотно использовали его термин "кларизм"), а в обл. "остроты" эмоции и ее анализа, избегающего "метафиз. намеков", — Ин. Анненский. Вышесказанное обусловило важную тему Адама и побочный мотив "первобытности" (Городецкий, Зенкевич, несколько иначе — Нарбут).

В поэтике акмеисты казались современникам "классиками" (термин В. М. Жирмунского; говорили даже о "неоклассицизме"), отказавшимися от романтич. "суггестивного" словоупотребления символистов. Однако декларативное утверждение "слова как такового" в его прямом значении скрывало новую, б. тонкую семантич. технику, параллельную открытиям Т. С. Элиота, Э. Паунда и Д. Томаса в поэзии Запада. Слово в А. — "тысячествольная цевница", из к-рой "смысл торчит в разные стороны" (Мандельштам), оно актуализует множество своих прошлых употреблений и контекстов. Техника А. — это, по существу, память о словах и о текстах ("тоска по мировой культуре", Мандельштам), и поэзия — "одна великолепная цитата" (Ахматова). Тема памяти приобретает высокое поэтич. и этич. значение в одном из гл. произв. позднего А. (или постакмеизма) — "Поэме без героя" Ахматовой.